Юна лежала на койке, накрыв ноги одеялом. Когда я сдвинул засов на двери, она повернула ко мне голову и спросила:
– Куда ты?
– Хочу осмотреться, – сказал я. – Не нравится сидеть на месте, когда непонятно, что вокруг происходит.
– Мне кажется, Чак не предатель.
– Ты слишком доверчива для дочки такой важной персоны.
Нахмурившись, она отвернулась:
– Это правда, тебе я поверила.
Положив хауду на сгиб локтя, я вышел из комнаты и встал у ограждения. За ним был центральный колодец, опоясанный коридором. Через равные промежутки горели масляные лампы на треногах, цепочка редких огней спиралью тянулась вниз и вверх. Одна такая лампа стояла неподалеку от меня.
К потолку шел ровный поток теплого воздуха, огромную трубу наполняли звуки. Эхо неразборчивых голосов, рокот, стук, далекий смех... Положив хауду на пол, я перегнулся через ограждение. Метрах в двадцати подо мной на другой стороне градирни коридор расширялся, там в центральный колодец выступала площадка, на которой стоял сендер. Рядом открытые стойла, в них лошади, дальше две повозки. Должно быть, на уровне земли есть ворота, через которые можно попасть в градирню и при необходимости заехать на помосты, где находятся склады.
Гулкие звуки донеслись сверху, и я поднял голову. Крыша не накрывала всю трубу целиком, в центре оставили круглый просвет, сквозь который внутрь попадал дождь. Похоже на выстрелы, хотя трудно понять, слишком уж тут все искажается.
Что-то мелькнуло в тусклом свете масляных ламп. Я шагнул назад, подняв на всякий случай хауду.
Сверху падал человек – воздушный поток развернул его головой вниз, руки были прижаты к бокам, ноги сведены вместе. Полы куртки хлопали по спине и бокам. Он пролетел мимо, и я вновь шагнул к ограждению, провожая взглядом тело, то попадающее в свет ламп, то исчезающее в тени. В конце концов оно совсем пропало из виду, и вскоре снизу донесся едва слышный звук удара.
Больше с крыши в колодец никто не падал, так что я вернулся в комнату и запер дверь. Юна приоткрыла глаза и снова закрыла. Я сел на корточки под окном, плечом привалившись к перегородке, стал поглядывать туда. Черт его знает, имеет ли этот свалившийся сверху человек какое-то отношение к нам или нет. Самое плохое – это ждать и догонять... А мне уже второй раз за эту ночь приходится подолгу ждать, не имея возможности сделать что-то самому, как-то повлиять на события.
– Ты веришь в бога? – спросил я.
– Конечно, – ответила Юна после паузы. – Как можно не верить в того, кто создал мир?
Против такого довода возразить было нечего, и я сказал:
– А кто он? Я не помню...
– Что значит «кто он»? – Девушка села на койке. – Он – творец всего. Создатель.
– Это понятно. Но у вас... то есть у нас есть какието его изображения? Иконы? И как, в конце концов, его называют?
– Создатель. Что такое иконы, я не знаю, но никаких изображений Создателя у нас нет, потому что это святотатство – пытаться изобразить его.
– Но почему? – спросил я, снова выглядывая в окно.
– Да потому что Создатель оставил нас в день Погибели! Так учит Орден. Ведь Погибель – это, на самом деле, и есть следствие того, что Он покинул нас. И Он возвратится, только когда мир будет очищен от скверны, семени Нечистого.
– А скверна эта – мутанты? – понял я.
– Ну да. Неужели ты даже всего этого не помнишь, Разин? Мутанты и мутафаги – богопротивные твари, вышедшие из чресл Нечистого.
– А кто такой этот Нечистый? – Мне хотелось добавить: «Самый главный мутант?», но я сдержался, решив, что девчонка, раз уж она религиозна, может неправильно понять шутку.
Она так и не ответила.
Мы находились в комнате уже довольно долго, по моим подсчетам, близился рассвет. Карлик ушел и не показывался, а я все еще не настолько доверял ему, чтобы спокойно ждать, и расхаживал по комнате, то и дело выглядывая в окно.
– Если ты хочешь узнать что-то еще, спрашивай, – сказала Юна.
– Что такое некроз?
Она развела руками:
– Болезнь, насланная на мир Нечистым.
– Это ничего не объясняет, – проворчал я.
– Но больше мы ничего о нем не знаем. Никто не знает. Он был всегда, но раньше лишь в виде пятен, которые появлялись и исчезали то там, то здесь. А потом одно пятно на востоке не исчезло. Разрослось и стало наступать на Пустошь, уничтожая все на пути.
– А других пятен после этого стало больше?
– Да, в последнее время их много. Они могут появляться в разных местах, никогда не знаешь, где и когда. Их только по этому необычному туману можно определить и спастись. Иногда они разрастаются, а иногда исчезают. Или остаются такого же размера на целые сезоны.
– Но с востока некроз идет сплошным фронтом?
– Да. Неровным. Арзамас он сначала как бы обтек с двух сторон. А потом быстро пошел вперед и сомкнул кольцо всего за ночь. Мы думали, у нас еще есть время, но некроз будто хотел обмануть нас. И обманул.
– Этот некроз как-то связан с... – Я ткнул пальцем вверх. – С теми, в небе?.. Прошлой ночью я видел там...
– Это платформы. Ты и про них ничего не помнишь?
Я покачал головой.
– Небесные платформы, так их называют. Мы ничего про них не знаем. Говорят, они появились вскоре после Погибели. Или даже сразу после нее. Они просто летают там, никогда не опускаются. Мы не знаем, кто там живет и есть ли кто-то вообще...
– Что такое Погибель? – перебил я.
И снова она развела руками:
– Погибель – это... Гибель старого мира. День, когда Создатель покинул нас. Когда появились мутанты, когда высохли реки...
– Но из-за чего они высохли? Из-за чего погиб старый мир и Создатель покинул нас? Да и мутанты не могли возникнуть за один день...