– Почтарь! – позвала Юна. – Это ответвление ведет в Тихие туннели, про которые ты говорил?
– Туда, туда. Сейчас еще будет...
Дрезина накренилась на повороте, и справа опять возникло заросшее мхом начало туннеля, а потом, с небольшим промежутком, еще два. Перед последним колеса простучали по стыку рельс на стрелке. Мелькнул рычаг с черным коробом на конце, а в боковой туннель убежали две тусклые полоски рельс. Проезд в него был частично перекрыт гермозатвором, на треть выдвинутым из стены.
Почтарь почему-то засуетился, привстал, оглядываясь, сдвинул ремень самострела на плече, накинул на голову капюшон и затянул шнурок.
– Знаешь, что за оружие у него? – тихо спросил Чак, кивая на монаха.
Я покачал головой.
– Гарпунер, вот что. Он дротиками стреляет особыми. Впереди игла полая, в нее забиты крупицы пороха. Под ней крючок с серной головкой... Гарпунеры только один харьковский Цех делает, машинка вроде и простая, но заряды дорогие. В них порох особый, влаги не боится, говорят, даже под водой можно стрелять.
– Почтарь, я что-то слышу... – начала Юна, и монах, засопев громче, перебил:
– Слышит! Слышит она! Я уже давно слышу... Бегут сюда. Нам навстречу. И рокочет... вода там. Земля просела на краю кратера, прорвало, значит... Эх!
Теперь сквозь тарахтение мотора я тоже услышал эти звуки – шорох, стук, цоканье, пока еще приглушенные, но быстро усиливающиеся. Лука Стидич приподнялся на лавке, вслушиваясь, и приказал:
– Почтарь, назад! Езжай назад!
– Да знаю я, знаю! – Монах дернул рукоять.
Дрезина со скрежетом встала, движок стих, погасла фара, но тут же разгорелась снова – мотор опять затарахтел, загудело под днищем, и машина медленно покатила назад. Шорохи, стук и цоканье нарастали, они лавиной ползли на нас, и следом с плеском и бульканьем двигалась вода.
– Святой крест! – выкрикнул монах, налегая на рычаг. – Догоняют!
Дрезина поехала немного быстрее. Лука Стидич встал с пистолетом на изготовку и сказал:
– Вода еще далеко, но крысы близко.
Оглянувшись на нас с карликом, Юна спросила:
– Но куда мы едем, Почтарь?
– К стрелке, к стрелке надо... Ты! – вдруг выкрикнул он, тыча пальцем в Чака. – Сюда, живо!
– Ну, чего тебе? – Карлик пролез под рычагами, протиснулся между Лукой и Юной.
– Вот эту ручку видишь? Дернешь, когда крикну. А эта... – Почтарь что-то еще объяснял, но я не слушал. Как и Лука, я выпрямился во весь рост и достал оружие.
Дрезина неторопливо катилась задним ходом, впереди туннель был прямой, и на границе освещенного фарой пространства вдруг замелькали быстрые тени.
– Разин, до стрелки далеко? – спросила Юна.
Ответить я не успел – монах, спрыгнув с дрезины, побежал вдоль стены туннеля, цепляя ее плечом.
– Рядом, рядом! – крикнул он на ходу. – Но я ни разу ее не трогал, никогда – может, сломана...
Опередив дрезину, монах подскочил к торчащему возле рельс рычагу с черным коробом на конце и навалился на него. Рычаг не шелохнулся, и я уже собрался спрыгнуть, чтобы помочь Почтарю, но понял, что на самом деле он не нажимает на рычаг, а лишь приготовился сдвинуть его с места, как только дрезина минует стрелку.
Колеса застучали на стыках. Лука Стидич выстрелил.
Я вскинул хауду. Жрец спустил курок второй раз, третий... Сначала я не понял, куда он метит – впереди было лишь какое-то непонятное мельтешение, – а потом в нескольких метрах от дрезины над рельсами взвилось тощее тело. Длинная шея, узкая голова с треугольными ушами, гибкий хвост. Усы. Облезлые бока поблескивают в свете фары.
Крыса была размером с поросенка.
Пуля попала ей в морду. Тварь упала, но следом неслись другие – большая стая бежала по туннелю, уходя от проникшей в него воды. Крысы были совсем близко, когда Почтарь передвинул рычаг. Лязгнули рельсы. Монах закричал Чаку:
– Дергай! Дергай его! – Он поскользнулся в луже мазута, свалился на пол туннеля и сразу вскочил. – Тормози и вперед! Вперед давай!
Дрезина встала, Лука Стидич, не удержавшись, упал на лавку. Я крикнул:
– Пригнитесь!
Несколько крыс были прямо перед дрезиной. Чак, рванув вторую рукоять, присел за тумбой. Дрезина покатила вперед, качнулась, въезжая на боковые рельсы. Вскочив на лавку, я выстрелил из обоих стволов. Дробь отбросила двух крыс, прыгнувших на передок, они упали на бегущих следом. Почтарь, почти забравшийся на дрезину, опять поскользнулся и упал. Я присел, бросив оружие, вцепился в лавку одной рукой, свесился с дрезины и ухватил монаха за шиворот. Почтарь захрипел, когда край капюшона врезался в шею, а потом я рывком втащил его наверх.
Дрезина въехала в боковой туннель, сорвав свисающие с потолка языки мха и проскрежетав бортом по торчащей из стены створке гермозатвора. А по туннелю, через который мы катили до того, повалили крысы.
– Плохо дело. Плохо! – бормотал Почтарь, обеими руками держась за рукояти на тумбе. – Так, а ну тихо все! Тихо! Что слышите?
Мы слышали тарахтение мотора, стук колес да частый лязг под днищем. И еще – шум воды, текущей сзади. Она не рокотала, как может рокотать сильный поток, а журчала, булькала и плескалась. Значит, вода проникает под землю через узкие отверстия и заполняет систему туннелей постепенно.
И все же она двигалась за нами.
То, что Почтарь называл Тихими туннелями, выглядело не очень приветливо. Мы несколько раз сворачивали, и с каждым поворотом вокруг становилось все неуютнее. По стенам тянулись дырявые трубы, свисали обрывки проводов. Часто туннели разветвлялись, дрезина проезжала по стрелкам, несколько раз Почтарь останавливал ее раньше, соскакивая, бежал вперед и сдвигал рычаг, чтобы перевести машину на другую ветку.