Пароль: «Вечность» - Страница 72

Выше арку перегораживало нечто вроде прилавка или барной стойки, в ней была калитка, а с другой стороны дежурили двое. Не монахи – без бород и в свободных желтых одеждах. Лампочка над их головами озаряла коридор тусклым мерцающим светом. Интересно, у них на крыше ветряки или они течение реки както используют? Так или иначе, энергию монахи экономили. Либо приглушили свет в целях безопасности, чтобы по башне тяжелее было целиться из Цитадели.

Только поэтому жрецы и не заметили непрошеного гостя, хотя оба смотрели в мою сторону.

Я сел, прислонившись спиной к стене. Сердце быстро стучало в груди. Достал флягу, вырвал пробку, сделал большой глоток и заметил, что рука немного трясется. Глотнув еще раз, тихо сплюнул на пол.

Если Чак сумел забраться в тепловоз, то вот-вот уедет отсюда. Или внизу очнется Тимофей. Или кто-то зайдет в башню и поднимется по лестнице.

Я выплеснул самогон на паркет. Рама вокруг проема тоже была деревянной – полил и ее в нижней части. Положив пустую флягу, чиркнул зажигалкой.

Самогон на полу загорелся. Тихо шипя, синеватая лужица огня разбежалась по сухим доскам, языки пламени поползли вверх по раме. Я ковырнул ножом паркетину, у которой загорелся один конец, взял ее и на коленях отполз подальше. Вскочив, прыгнул к окну, закрытому шторой. Прислушался – сквозь потрескивание из коридора донеслось приглушенное:

– Гляди!

– Там что, огонь?

– Ну да, горит... Может, ядром зажигательным в ту башню попали?

– Да мы бы услышали...

Раздались шаги. Я нырнул под штору, залез на подоконник, сжимая паркетину, как факел.

И ткнул ею в плотную ткань.

Она загорелась. Прижавшись спиной к стеклу, я достал нож. От ткани пошел удушливый дым, дышать сразу стало тяжело.

– Паркет горит!.. И занавес! – крикнули совсем рядом.

Кто-то ответил потише:

– Да с чего он загорелся вдруг? Сорви его, пока на балки не перекинулось, потом пол туши!

Послышались быстрые шаги. Штору с треском рванули вниз, и я что было сил ударил горящей паркетиной по голове того, кто сорвал ее.

Сыпанули искры, деревяшка сломалась, жрец присел, вскинув руки. Я пнул его ногой в плечо. Он упал, брякнув о пол оружием, которое держал в руках, а я спрыгнул и врезал рукоятью ножа ему по лбу.

– Что там? – долетело из коридора. – Порфирий, что это стукнуло?

Оружие у него было необычное – вроде моего карабина, но ствол короче, а справа торчит длинный узкий магазин... Автомат! Первый автомат, который я вижу здесь!

Паркет у входа в коридор дымил и стрелял искрами, огонь взбирался по раме.

– Нормально! – глухо ответил я. – Тушу́ занавес!

На жреце были шаровары и нечто без пуговиц, похожее на длинную борцовскую куртку, но с карманами. Я перевернул его на живот, сдернул куртку, и, сняв свою вместе с черной полурясой, переоделся. Снова перекинул через голову ремешок карабина, бросил ружье Тимофея, схватил автомат, побежал к проходу...

И столкнулся с высунувшимся оттуда вторым жрецом.

Он заподозрил неладное, после чего у него было два пути: спрятаться за стойкой и целиться, ожидая, что в коридоре появится либо живой и здоровый напарник, либо кто-то другой, – или идти смотреть, что происходит.

Жрец выбрал второй вариант. Но он не стал просто выбегать в зал – опустился на одно колено в конце коридора и подался вперед, выставив автомат из-за угла. Именно в этот момент я появился там. Ствол жреца почти ткнулся мне в живот, я ударил коленом, мы оба выстрелили. Я попал ему в плечо, а пуля жреца впилась мне в левый бок.

Когда я отпрыгнул, сквозь зубы мыча от боли, жрец завалился на спину. Паркет горел все сильнее, полоса гудящего огня достигла верхней части рамы.

Я осторожно ощупал ребра. Пуля порвала куртку, рассекла кожу, рана сильно кровила, но кости и внутренности, похоже, целы. На боку ожог, будто утюгом раскаленным приложили. Я нагнулся за автоматом жреца, но понял, что так не смогу его поднять – упаду лбом в пол. Присел, медленно и глубоко вздыхая, взял оружие. От боли хотелось орать на весь Храм. Повесив автомат за спину рядом со вторым, я медленно пошел к прилавку. В ушах гудело.

С другой стороны оказался приставной столик, на нем в углублениях лежали пять гранат и подсумок с торчавшими из него магазинами для автомата. Я сунул гранаты за пояс, подсумок запихнул в широкий карман куртки и уже быстрее пошел вниз по коридору. Кровь текла по бедру, бок горел огнем, но заниматься раной не было времени.

В проходе впереди возник силуэт. Монах выстрелил и сразу отскочил назад. На ходу я вытащил гранату, вырвав зубами кольцо под ребристым набалдашником, бросил. В правой руке уже был автомат, кидал левой, и граната улетела недалеко – упав на пол, выкатилась в темный зал, куда вел коридор-арка.

Прежде чем она взорвалась, прозвучал второй выстрел, и в зале мелькнула вспышка. Пуля прошла мимо, а потом впереди полыхнуло куда ярче. Вслед за взрывом раздался крик.

Когда я вбежал в зал, Манихей лежал на боку, выл от боли, колотя кулаками по полу и дергая ногами. Не знаю, где он находился во время взрыва, но осколки изрешетили его лодыжки, превратив штанины в мокрые от крови лохмотья. Подскочив, я ногой отбросил далеко в сторону лежавший рядом с монахом наган и шагнул к приоткрытой двери, из которой в зал падала полоса света.

Но входить не стал – толкнул дверь стволом автомата, свободной рукой вытащив гранату.

Открылась небольшая комнатка: кровать, трюмо, потрепанный ковер на полу, окно с решеткой и масляной лампой на подоконнике. Лицом ко мне, подняв револьвер, стоял темноволосый человек среднего возраста, с бородкой и усиками, в богато расшитом коротком кафтане, шароварах и начищенных до блеска черных сапогах. Когда я сунулся внутрь, сбоку появилась Юна Гало – кажется, раньше она сидела на краю кровати. Девушка схватила с подоконника лампу и швырнула в незнакомца.